Глава 18.
К моему огромному удивлению муж начал с того, что распорол один из приготовленных на выброс мешков и вынул из него банку с закаменевшим сахаром. Я про нее забыла напрочь, а он, выходит, помнил и всерьез думал, что там может быть что-то спрятано.
– Это минутное дело, – сообщил муж, увидев мое изумление. – Я просто залью сахар теплой водой.
Он прошел на кухню, я за ним следом. Олег поставил банку в пустую, хоть и грязную раковину и открыл кран. Тот откликнулся утробным рычанием, а потом напрягся и плюнул в банку ржавчиной. Мы отступили на шаг, но от крана не отстали. Подумав, он неохотно выдал струю ржавой воды, которая постепенно очистилась и стала практически прозрачной.
– То-то же, – сказала я, наблюдая, как вода проникает в монолит.
Мы оставили банку в раковине и огляделись по сторонам.
– Какая ты молодец! – восхитился Олег. – Здесь стало так просторно!
– Тут еще полно работы, – скромно ответила я, польщенная, что он заметил и оценил мои труды. – Но хотя бы находиться можно.
Из-под разделочной тумбы выскочил таракан, за ним другой. По диагонали они пересекли кухню, направляясь к встроенным шкафам.
– В догонялки играют! – предположила я и наступила на догоняющего.
– Это неспортивно! – возмутился муж и прикончил убегающего. – Вот, теперь ничья.
Он вернулся к раковине и взболтал банку со всем содержимым. Верхний слой сахара отмок и стал отделяться, но до полного растворения было еще далеко.
– Значит, нанимаем этого заморенного подкаблучника и приступаем к разбору комнаты, – заговорил Олег, рассматривая банку.
– Он сильный, – вступилась я. – Хваткий и это… жилистый!
– Ага, – хмыкнул мой широкоплечий муж. – Богатырь в гриме. Геракл сушеный.
– Если будет плохо работать, поищем другого. Но уж мешки на помойку он сумеет таскать?
– Сумеет. Если будет лениться или отвлекаться – вызовем его маму. То есть жену.
Мы пошли в комнату, чтобы решить, с чего лучше начать. Точнее, я пошла одна, а муж остановился в двух шагах от двери и замер.
– Не ходи, тебе сюда нельзя! – я нашарила на стене выключатель и щелкнула им. Темные пространства пещеры озарились слабым светом единственной лампочки. Я отыскала свой пакет с вещами, достала медицинскую маску, капнула на нее аромамаслом и аккуратно растерла. Приложила к лицу и двинулась по коридору, стараясь дышать как можно реже.
Это можно было назвать пещерой или кротовой норой. Узкий коридор и стены из хлама по обе стороны. Мусор был накидан до самого потолка, внизу он слежался и спрессовался. Я дошла до пятачка с диваном, табуретом и телевизором на тумбочке и тяжело вздохнула. Нет, это немыслимо!
Мне было очень непросто работать в коридоре, где рядом была входная дверь. И на кухне, где почти сразу же я разбила окно. А здесь было намного хуже. Стены мусора давили на психику, грозили обрушиться в любой момент. Просто невозможно было поверить, что это квартира, что где-то за телевизором есть окно, а в противоположной стороне – вход в две другие комнаты. Помойка выглядела бесконечной, всепоглощающей, абсолютной.
Я осторожно двинулась обратно. Уже у самого выхода моя нога за что-то зацепилась. Я замерла, опустила глаза и увидела что-то вроде ручки половника. Она торчала из нагромождения мусора, причем на довольно приличное расстояние. Вытащить ее без риска обвалить гору мусора было невозможно, поэтому я взяла эту помеху себе на заметку, твердо решив помнить о ней каждый раз, как пойду в этот кошмар.
Олега в коридоре не было. Через мгновение его голос донесся из кухни:
– Опа, а ты говорила, нет тут ничего! Смотри, это записка!
Войдя в кухню, я увидела на ладони мужа мокрую бумажку, сложенную пополам. Один угол был отогнут, и мы прочитали первые буквы записки «ОЛ».
– Это мне! – торжествовал муж. – Это начало моего имени!
Глава 19.
Олег буквально засыпал меня попреками:
– Ты хотела выбросить этот сахар! А там записка! Мне!
Я смотрела на мокрую находку с ощущением, что это уже слишком. Прятать записки в окаменелый сахар? Тетя Нина решила устроить нам квест по розыску сокровищ?! Закопала бумажку в сахар, а потом полила его водой, чтобы он слипся?!
Очень осторожно я развернула листок прямо на ладони мужа. И через мгновение захохотала во все горло.
Буквы «ОЛ», с которых начиналась записка, означали «Оладьи на кефире» и были началом рецепта, записанного на обрывке тетрадного листа.
К счастью, моему мужу хватило чувства юмора, чтобы увидеть всю курьезность этой ситуации. Вскоре он смеялся вместе со мной, но успокоился раньше и вроде как обиделся.
– Чего она рецепт в сахар засунула?
Я пожала плечами. Искать смысл в отдельных поступках тети Нины было нелогично, поскольку вся квартира была верхом бессмысленности.
– Может, у нее со временем уже привычка сформировалась все куда-нибудь засовывать? Для сохранности, а потом сама же забывала, что и где.
– Может быть, – проворчал муж. Он выглядел смущенным и слегка расстроенным. Я решила его поддержать.
– С этими сокровищами можно с ума сойти. Мы уже столько всего нашли, причем в таких странных местах, что я не знаю, чего и ждать. Если к зиме не разгребемся, я совсем рехнусь. Буду разгадывать морозные узоры на стекле и видеть в них карту квартиры.
– Да уж, запросто. Пойдем обедать?
Мы покинули квартиру и отправились в торговый центр пешком, он был недалеко. По дороге мы оба молчали, погруженные в свои мысли. Я думала о том, как подступиться к жутким завалам в комнате. И как много времени понадобится для того, чтобы вынести всю явную помойку. Отпуска не хватит, это понятно. Но теперь я стала опасаться, что мы вообще не доберемся до конца эпопеи с нашим наследством.
После обеда мы прогулялись по магазинам, а потом не спеша пошли в сторону дома. Я невольно замедляла шаг, возвращаться в квартиру не хотелось. Но деваться было некуда. Я хотела проверить себя, совершить что-то значительное? Хотела. Вот теперь флаг мне в руки, а заодно мешок для мусора.
Степашка открыл нам дверь в старом трико и линялой футболке. Татьяны Ильиничны, видимо, не было дома, поэтому наш сосед получил право голоса. И воспользовался им на полную катушку. Пока он запирал свою дверь, а мы открывали свою, он успел нам рассказать, что Нину Аркадьевну в подъезде не любили, считали ненормальной. А он к ней относился хорошо и жалел, что не смог пойти на похороны. Просто в тот день он ходил воровать горох на поле и не знал про поминки.
Запах Степашку не смутил, он продолжал болтать и в квартире, но потом увидел в дверном проеме мусорные стены, слабо освещенные забытой нами лампочкой, и притих.
– А это… чего? – спросил он наконец слегка севшим голосом.
– Это то, за что мы вам будем платить, – пояснила я. – Мусор, который надо вынести.
– Да, работенки-то надолго хватит! – с трудом приходя в себя, проговорил наш сосед. Заглянул в комнату и отшатнулся. – Мне чего делать?
Для начала мы решили, что я буду выносить мусор из комнаты в коридор, а мужчины станут рассовывать его по пакетам. Когда наберется четыре мешка, они пойдут на помойку, а я продолжу свое дело. Дальше видно будет.
Глава 20.
Перчаток хватило на всех, я переоделась на кухне, повязала голову платком, надела медицинскую маску и неохотно вошла в комнату. Аккуратно обогнула торчащую из стены мусора железку. Огляделась по сторонам.
Сразу обнаружилась очень серьезная проблема. Если в коридоре тряпье было связано в тюки, то здесь каждая вещь была отдельно. Каждая тряпка, каждая бумажка, каждая непарная обувь – все было само по себе. И выносить это пришлось тоже в основном поштучно.
На то, чтобы набить четыре мешка, ушло немало времени. Я сновала туда-сюда, швыряла в коридор то драное пальто, то кастрюлю, то истертый до ручки веник. Мужчины все это пихали в мешки. Степашка вызвался было таскать барахло из того, что было рядом со входом, но я ему запретила. Не хватало еще вызвать обрушение и замуровать меня в этой кошмарной комнате!
Когда они ушли, волоча полные мешки, заклеенные скотчем, я вышла на кухню отдышаться. Я была совершенно вымотана, а прошло чуть больше часа. Сначала я хотела добраться до окна и брала мусор из этой части комнаты. Потом попыталась расширить проход. Потом хватала то, что видела, беспокоясь лишь о том, чтобы мусор не посыпался с потолка. Четыре мешка, набитые мусором под завязку, ровным счетом ничего не изменили в комнате. А у меня уже не было сил. Меня измотала духота, резкий запах масла апельсина, давящий на мозги полумрак, страх оказаться заваленной помоечным мусором. Что же делать?
В дверь позвонили. Я открыла и увидела Татьяну Ильиничну с пакетом, сквозь который проглядывали продукты.
– Не помешала? – спросила она, пытаясь заглянуть мимо меня в квартиру. – Вот, решила посмотреть, не нужна ли вам моя помощь.
Я была подавлена и растеряна, поэтому просто посторонилась и дала ей пройти. Она пристроила свой пакет в углу и с любопытством огляделась.
– Ой, а в коридоре совсем пусто! – удивилась она, но тут ее взгляд упал на вход в комнату. – Ох…
В подъезде раздались голоса. Через мгновение в квартиру вошли Олег и Степашка. Сосед при виде супруги заметно напрягся.
– Танечка, ты чего тут? – спросил он заискивающим тоном.
Татьяна Ильинична не обратила на его вопрос никакого внимания. Она заглядывала в комнату и нервно потряхивала головой, словно муху отгоняла. И вдруг, словно ее что-то заинтересовало, она сделала шаг по кротовому проходу.
– Осторожно! – крикнула я, но было поздно.
Татьяна Ильинична зацепилась ногой за торчащую из хлама железку, потеряла равновесие, взмахнула руками и задела стены пещеры. И случился он – оползень. Потревоженный мусор двумя лавинами, слева и справа, сошел на нашу соседку, сбил ее с ног и засыпал всю.
На мгновение наступила полная тишина. Я стояла с раскрытым ртом, забыла закрыть его после того, как кричала об осторожности. Мужчины окаменели рядом со мной.
Но уже через секунду мы ожили. Степашка нелепо заломил руки и запричитал:
– Танечка! Дорогая!
Я заметалась по прихожей, не зная, что делать. Один Олег сохранил полное хладнокровие. Шагнув вперед, он ухватился за ногу Татьяны Ильиничны, единственно оставшуюся не погребенной под мусором, и решительно потащил ее на себя. Это действие вызвало новые движения мусора, но зато показалась и вторая нога. Теперь уже Степашка вцепился в супружескую конечность. Вдвоем они быстро выволокли потерпевшую из-под завалов. Юбка ее задралась до ушей, волосы растрепались, но она была жива и в полном сознании.